Журженко Татьяна Юрьевна, кандидат философских наук работает на кафедре философии Харьковского государственного университета,

Журженко Татьяна Юрьевна, кандидат философских наук работает на кафедре философии Харьковского государственного университета, сотрудница Харьковского Центра гендерных Исследований. Сфера научных интересов: философия экономики, феминистская критика экономической теории, гендерные аспекты политических и экономических реформ в современной Украине, Наиболее важные публикации: монография "Бизнесмен: стяжатель, игрок или творец? Становление предпринимательского этоса". Харьков, 1993; Феминизм и экономическая теория (раздел в учебном пособии для студентов "Теория и история феминизма". Харьков, 1996. Участвовала в Летней школе по гендерным исследованиям Центрально-Европейского Университета (1996), Первой украинской школе по гендерным исследованиям (1997) и в третьей Российской школе по женским и гендерным исследованиям "Азов-98".

 

Татьяна ЖУРЖЕНКО

(Харьков, Украина)

 

АНАЛИЗ ПОЛОЖЕНИЯ ЖЕНЩИН В ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКЕ: В ПОИСКАХ ФЕМИНИСТСКОЙ ЭПИСТЕМОЛОГИИ

 

Констатируя ухудшение положения женщин на рынке труда с переходом к рыночной экономике, исследователи называют различные причины этой тенденции. Однако логика их рассуждений сводится в основном к следующему: несмотря на декларируемое равенство полов и существовавшую систему социальных льгот и гарантий для работающих матерей, гендерное неравенство все же существовало в социалистическом обществе в виде "двойной нагрузки", профессиональной сегрегации и исключения женщин из сферы принятия решений. Это неравенство поддерживалось сформировавшейся системой гендерных ролей и культурных стереотипов, которые с особой силой проявили себя сегодня, в условиях обострения конкуренции на рынке труда, возрождения патриархатных отношений, отсутствия отлаженной системы зашиты прав женщин. Таким образом, причины женской маргинализации в переходной экономике представляются хотя и связанными с экономическими преобразованиями, однако, скорее внешними по отношению к самим экономическим процессам и институтам рынка. Убеждение в универсальности, справедливости и естественности складывающего социального порядка, основанного на рыночной экономике, и во многом определяющего политический дискурс переходного общества, задает также и ту эпистемологическую основу, в рамках которой исследователями решается "женский вопрос". Поэтому любые попытки актуализировать женскую проблематику оказываются ограниченными рамками господствующей парадигмы социально-экономического знания. В рамках этой парадигмы универсальные абстракции "рынка" и "экономической эффективности" задают такую иерархическую систему, в которой "женское" отсутствует или представлено как маргинальное, второстепенное, производное.

Именно поэтому в современной Украине проблемы женских политических и экономических прав, дискриминации по признаку пола выглядят преувеличенными и даже надуманными не только для националистически ориентированных политиков, возрождающих традиционные ценности семьи, но и для сторонников рыночного либерализма, рассматривающих женский вопрос как второстепенный на фоне глобальных и неотложных экономических проблем.

 

Феминистская критика экономической теории

 

Альтернативный подход, опирающийся на феминистскую эпистемологию, возможен только на основе отказа от доминирующей посылки гендерной нейтральности рынка и соответственно экономической теории. С этой точки зрения экономическому анализу положения женщин должен предшествовать анализ концептуального ядра и методологического аппарата экономической науки, вскрытие идеологического содержания доминирующих теорий "перехода к рынку", разоблачение мифологем "переходной экономики".

Очевидно, современная экономическая наука является не просто "позитивной теорией", она выполняет важнейшую функцию идеологического обслуживания социального порядка, основанного на рыночной экономике. По мнению Р. Хейлброннера, "экономическая наука должна осознать себя не только как аналитическую дисциплину, но и как идеологию" (2; 54). Стремящаяся быть неисторичной и аполитичной, претендующая на "естественнонаучную объективность" и ценностную нейтральность, экономическая теория обеспечивает всем членам современного общества необходимое ощущение устойчивости, нормальности, естественности существующего социального порядка. В современном западном обществе, где религия, а также традиционные идеологические системы во многом утратили свои легитимирующие функции, именно экономическое знание, воспроизводящееся в соответствии с определенным (модернистским) образом науки, заполнило этот вакуум.

В связи с неолиберальным поворотом в политике стран Запада некоторые исследователи отмечают тенденцию "возрастания экономического рационализма" и его влияния на внутреннюю и внешнюю политику этих стран. Рост легитимности и гегемонии языка экономики как средства описания социальных проблем свидетельствует о превращении экономической теории в "универсальную науку об обществе" (именно так она маркирует себя сегодня в лице неоклассической школы). Социальная и политическая жизнь рассматривается сегодня прежде всего как рынок, и неудивительно, что в социальных науках происходит возвращение к модели "экономического человека".

В процессе "экономизации" социальной жизни и социального знания отчетливо обнаруживается игнорирование проблем положения женщин в современном обществе, и причина этого - скрытый андроцентризм основных допущений и исходных посылок экономической теории.

Этот андроцентризм стал объектом всесторонней критики феминистской экономической теории - нового направления, возникшего на Западе в 80-90 годы (3, 7, 10). В феминистской экономической литературе с позиции особого места женщины в экономике и культуре, с учетом уникального женского опыта и вклада в экономику были, например, проблематизированы:

- понятие экономической рациональности, сводящееся к максимизации полезности как доминанте человеческого поведения на рынке и во внерыночной сфере;

- семья, традиционно понимаемая как экономическая единица, максимизирующая общую для всех членов семьи функцию полезности и исключающая из рассмотрения внутрисемейные конфликты и противоречия;

- приоритет теории рынков как концептуального ядра экономической науки и определенное пренебрежение внерыночными формами деятельности;

- методологический индивидуализм, исходящий из атомизированного, изолированного субъекта как преимущественного агента экономических отношений.

С точки зрения феминистской критики, экономическая теория возникла как часть модернистского проекта научного знания и поэтому вобрала в себя культурные стереотипы определенной исторической эпохи. Как показано в работах по феминистской философии науки (4, 6, 9), становление характерной для западной науки картезианской модели познания несло в себе скрытую гендерную нагрузку. Экономика, как одна из отраслей научного знания Нового времени, оказалась вовлеченной в модернистский проект "овладения природой", стала идеологией производства товаров и приумножения богатства, исключив из рассмотрения другие факторы воспроизводства человеческой жизни. Отождествляя экономические отношения с отношениями эквивалентного обмена на рынке, новая складывающаяся наука с самого начала маргинализировала женский вклад в экономику. Именно мужская деятельность рассматривалась как производительная, мужское поведение - как экономически рациональное, мужской вклад в воспроизводство как подлежащий измерению и оценке.

Таким образом, феминистская критика позволяет увидеть социальную и культурную обусловленность экономического знания, претендующего сегодня на универсальность и общезначимость. Как показала историк экономической мысли Мишель Пюжоль (11), культурные стереотипы и ценности викторианской эпохи сыграли решающую роль в формировании скрытых гендерных оснований современной экономической теории. Основатели доминирующего сегодня неоклассического направления (Джевонс, Маршалл и др.) определяли экономический статус женщины как несамостоятельный и зависимый. Согласно викторианским представлениям, инкорпорированным в экономическую теорию, женщина обладает особенностями, которые отличают ее от "нормального" экономического человека - мужчины: женщины, как правило, экономически зависимы от своих родственников-мужчин (мужей или отцов), в соответствии со своей биологической природой они предназначены для роли матери и домохозяйки, соответственно, женщины менее производительны на рынке труда, женщины иррациональны как экономические агенты, они менее способны к принятию правильных экономических решений (11; 18). Исходя из этих посылок, участие женщин на рынке труда рассматривалось представителями неоклассической школы скорее не как вклад в создание экономических благ, а как угроза национальному благосостоянию и благополучию семьи. Рост женской занятости расценивался как негативный фактор, препятствующий выполнению женщинами обязанностей матери и домашней хозяйки, что содействовало появлению дискриминационных законодательных актов, ограничивающих женское участие на рынке труда.

Современная неоклассическая теория уже не может игнорировать рост женской занятости в экономике стран Запада. Расширение возможностей занятости для женщин и повышение оплаты их труда является, по мнению представителей неоклассической школы, одним из главных факторов, "удорожающих" домашний труд и повышающих издержки, связанные с воспитанием детей, что оказывает влияние на репродуктивное поведение и напрямую связано с макроэкономическими процессами (1). В то же время сохраняющиеся андроцентрические посылки неоклассической школы затрудняют постановку и рассмотрение проблем гендерного неравенства и дискриминации на рынке труда в рамках неоклассического подхода: концентрация женщин на второстепенных должностях и в низкооплачиваемых секторах экономики предстает как результат их собственного выбора. Таким образом, проблема участия женщин на рынке труда была и во многом остается маргинальной в рамках доминирующего направления в экономической науке.

В то же время неоплаченный домашний труд, составляющий в действительности значительную часть женского вклада в экономику, но не получающий стоимостной оценки на рынке и социального признания, оказался исключенным из предметного поля экономической науки. В соответствии с культурными стереотипами викторианской эпохи он рассматривался как проявление альтруизма и моральных обязательств, а не как нормальная экономическая деятельность. Это делало женщину "невидимой" для экономического анализа, закрепляя ее образ зависимого и нерационального существа, не дотягивающего до "нормального" "экономического человека".

Экономисты феминистской ориентации были первыми, кто поставил вопрос о необходимости экономической оценки женского неоплаченного труда, и более того, о преодолении маргинальности женского участия в экономике путем изменения самих исходных посылок теории. Феминистский подход состоит в том, что функционирование домашнего производства трансформирует домашний труд и капитал в домашний доход точно так же, как обычное производство трансформирует наемный труд и капитал в рыночный доход. Изменить отношение к женскому домашнему труду можно, если оба сектора - рынок и домохозяйства - рассматривать как равноправные в экономической системе современного общества.

В современной неоклассической теории, прежде всего благодаря новаторским работам Г.Беккера и Т.Шульца, труд в домашнем хозяйстве получил экономическую оценку. Так называемая "новая теория потребления" исходит из того, что спрос предъявляется не на рыночные товары и услуги сами по себе, а на полезные эффекты, извлекаемые из этих товаров в процессе их использования. Каждая семья представляет собой своего рода мини-фабрику, которая с помощью производственных факторов (рыночных товаров, времени членов семьи) выпускает "конечную продукцию" (базовые потребительские блага). Время и затраты труда членов семьи оказываются, с этой точки зрения, главным экономическим ресурсом. Однако представители феминисткой экономической теории критикуют "новую теорию домашнего хозяйства" за сохраняющийся андроцентризм: традиционное разделение труда в рамках семьи предстает как эффективное и взаимовыгодное, а внутрисемейные экономические отношения - как бесконфликтные и гармоничные. Семья рассматривается, как правило, по аналогии с рациональным индивидом, как неделимая экономическая единица, как группа людей, максимизирующих единую функцию полезности.

Таким образом, современная экономическая теория, даже обращаясь к "женской " проблематике, оказывается связанной андроцентризмом своих исходных оснований.

Как показала в своей недавней работе Джулия Нельсон (8), скрытая асимметрия маскулинного и феминного вообще лежит в основе экономического знания. В оппозиции базовых и маргинальных определений и категорий, включаемого в предмет науки и исключаемого из него проступают скрытые конструкции экономического знания, вытесняющие "феминное" на периферию экономического анализа: публичное противостоит приватному, рынок - домашним хозяйствам, индивидуальные агенты - обществу и институтам, эффективность - справедливости, рациональность - эмоциональности, автономия - зависимости...

Видимо, далеко не случайно в современном экономическом дискурсе место "женского" жестко определено как маргинальное.

 

Рыночный дискурс и маскулинизация переходной экономики

 

Эти выводы об андроцентрической природе экономического знания и маргинализации "женского" в рамках современного политико-экономического дискурса представляют. Для нас далеко не только теоретический интерес. Дело в том, что постсоветская экономическая наука восприняла в качестве главного ориентира неоклассическую концепцию рынка как универсального социального регулятора. Хотя инструментальные возможности неоклассической школы пока слабо используются отечественной наукой, однако ее теоретикоидеологические основания, связанные генетически с доктриной экономического либерализма, обслуживают сегодня процесс становления капиталистической рыночной экономики в посткоммунистических обществах. Именно в рамках либеральной доктрины возник проект "перехода к рынку", а идеи экономического либерализма (рынок, свободная конкуренция, частная инициатива) стали основной силой, разрушившей коммунистическую идеологию и саму систему. Концепция "рынка" была и остается не просто обоснованием необходимости и направления рыночных реформ, а утопическим проектом возвращения к "природному порядку вещей", к "естественным законам общества".

Экономическая наука играет в этих переходных процессах особую роль, обеспечивая идеологическую легитимацию нового социального порядка, основанного на рыночной экономике. При этом западные экономические теории, к которым апеллируют реформаторы, рассматриваются исключительно в позитивистском ключе, как готовый набор идей, конструкций и истин, "объективно" отражающих экономическую реальность, претендующих на гендерно-нейтральное, свободное от ценностных установок и идеологической нагрузки знание.

Под "переходом к рынку" подразумевается, как правило, рыночная и демократическая "нормализация" посткоммунистического общества, возвращение к универсальной западной модели. Утопизм проекта перехода к рынку состоит в том, что цель перехода рассматривается как данный заранее набор ценностей и институтов, уже существующих в "реальности" развитых стран Запада.

При этом представление об исходном пункте "перехода", обозначаемом понятиями "тоталитаризма", "коммунизма", "командно-административной экономики" остается непроясненным и крайне идеологизированным. Как влияют культурные практики, унаследованные от социалистического прошлого, на внедряемые в жизнь рыночные модели, как различные социальные группы (в том числе женщины) через свои интересы и коллективные идентичности опосредуют процесс воплощения рыночных моделей в рыночную реальность? Эти вопросы практически не рассматриваются сегодня учеными и политиками. Не секрет, что социокультурная среда чаще всего отторгает или неузнаваемо трансформирует проект "перехода к рынку", порождая неожиданные результаты и непредсказуемые побочные эффекты реформ. Поэтому "переход к рынку", который в современном политическом дискурсе представлен как преодоление пережитков тоталитаризма и культивирование универсальных рыночных норм и институтов, обречен на серьезные трудности.

В то же время концепция "переходной экономики" неявно легитимирует дезинтеграцию общества и неоправданные социальные издержки, сопровождающие рыночные реформы. Переходный период рассматривается как временное, но неизбежное состояние общества, когда рыночный механизм, якобы обеспечивающий социальную гармонию, еще не сформировался. Таким образом, сама идеология переходности является частью механизма воспроизводства социальной дезинтеграции и виктимизации наиболее незащищенных слоев общества.

Выдвигая рыночную рациональность и экономическую эффективность в качестве основных социальных приоритетов, эта идеология рассматривает ухудшение положения женщин в сфере занятости и резкое снижение уровня их социальной защищенности как неизбежное следствие прогресса в .сторону "рынка". В рамках господствующего политико-экономического дискурса женская проблематика оказывается вторичной и маргинальной, а женское движение - обреченным на "экономический романтизм". Причина этого - гендерная нечувствительность господствующей рыночной парадигмы экономической науки. Представление о естественности и неизменности существующего разделения труда между полами является составной частью этой идеологической легитимации рынка.

В действительности "маскулинизация" экономической жизни в переходный период связана с тем, что экономическая наука, основанная, как уже было показано, на скрытых андроцентрических посылках и допущениях, становится формой идеологии, средством легитимации нового рыночного порядка. Это обуславливает доминирование в политико-экономическом дискурсе ключевых "маскулинных" ценностей: рыночной эффективности, индивидуализма, автономного и ориентированного на собственный интерес экономического субъекта. Жесткий маскулинный уклон в сторону рыночных ценностей связан с идеологической функцией экономической теории, поэтому любая апелляция к оппозиционным "феминным" ценностям рассматривается как отказ от "прогрессивного курса" экономической либерализации общества.."Феминные" ценности справедливости, солидарности, ориентации на сообщество оказываются принесенными в жертву утопии идеального рынка, соответствующей утопии объективного экономического знания.

Происходит становление особого рыночного дискурса, который можно определить как некий гетерогенный набор доминирующих концепций, общепринятых истин, исходных принципов и внетеоретических предпосылок, лежащих в основе экономической науки и приобретающих сегодня особую власть. Рыночный дискурс существует на уровне "бессознательного", и возможно в случае переходной экономики "нехватка" рыночной реальности замещается "фантазиями", в производство которых вовлечена, не отдавая себе в этом отчета, экономическая наука. Рыночный дискурс - это экономическое знание в единстве с социально, культурно, исторически обусловленным процессом его производства, теория, выполняющая функцию идеологической поддержки существующего социального рыночного порядка или процессов перехода к рынку. Именно рыночный дискурс является тем механизмом, благодаря которому культурно укорененное гендерное неравенство и система иерархий воспроизводятся в экономической сфере.

 

Возможна ли феминистская эпистемология?

 

Смысл феминистской критики экономической науки сводится сегодня к пересмотру ее основных допущений и исходных посылок, а также методов исследования с тем, чтобы сделать "видимым" женский социальный опыт и экономический вклад, особенности женского мышления и экономического поведения. Эта задача требует переопределения самого предмета экономической теории, признания множественности и разнообразия экономических явлений, не сводимых к жесткой логике максимизации полезности и эгоизма, в конце концов - преодоления самой иерархической оппозиции экономического и неэкономического, за которой скрывается гендерная оппозиция маскулинного и феминного.

С точки зрения феминистской критики, экономика не сводится к теории рынков. Ее предметом должна стать сложная взаимосвязь человека с окружающим миром, все разнообразие экономических отношений, как рыночных, так и внерыночных, возникающих в процессе обеспечения жизнедеятельности. "Свободный обмен - важная часть экономики, но есть еще дар и принуждение. Организованные, деперсонализованные рынки - фокус экономической активности, но есть еще домашние хозяйства, правительства, неформальные организации и объединения людей" (7; 33).

По мнению некоторых авторов, в наибольшей мере отвечающей задачам феминистской экономической теории является концепция социального воспроизводства, позволяющая учесть специфику женского экономического вклада как на рынке труда, так и в рамках домашнего хозяйства. Концепция социального воспроизводства, которая в последнее время получила распространение в феминистской экономической литературе, включает различные формы внерыночной деятельности (рождение и воспитание детей, заботу о больных пожилых, а также обо всех членах семьи, деятельность, связанную с ведением домашнего хозяйства - физический и эмоциональный труд, необходимый для воспроизводства человеческой жизни). Этот подход позволяет рассматривать неоплаченный труд в рамках семьи не как проявление морального долга или альтруизма, а как важную часть экономической жизни общества, включить в рассмотрение экономические противоречия и конфликты, которые носят гендерный характер.

Примером такого подхода является работа Нэнси Фолбр (5), в которой социальное воспроизводство рассматривается как результат взаимодействия индивидов, коллективов и институтов, а экономическое поведение определяется не только интересами, но и идентичностью личности. С точки зрения социального воспроизводства не индивид, а государство и семья являются важнейшими агентами экономических отношений, а воспроизводство человеческой жизни и условий ее существования является основным содержанием экономических процессов.

С этих позиций главной причиной экономической маргинализации женщин в переходном обществе является кризис социального воспроизводства, в основе которого лежит разрыв социального контракта и перераспределение функций между семьей, государством и рыночной сферой. Под прикрытием идеологии маркетизации, с одной стороны, и пропаганды семейных ценностей - с другой, складывается новая модель социального воспроизводства, в которой отношения между семьей, государством и рыночным сектором строятся на основе западного образца (или претендуют на это). Однако рыночный сектор недостаточно развит в Украине, чтобы обеспечить альтернативные социальные услуги на коммерческой основе, доступные широким массам населения. Государство, со своей стороны, свело к минимуму свои обязательства по социальной защите населения, а государственные предприятия в процессе приватизации утратили функцию распределителя социальных благ, что также способствовало радикальной реорганизации социального воспроизводства. В этих условиях растущие издержки социального воспроизводства все в большей степени возлагаются на семью, а в условиях существующего распределения гендерных ролей - переносятся главным образом на плечи женщин.

Таким образом, "маркетизация" экономики и радикальная реорганизация социального воспроизводства, связанная с приватизацией большинства функций, обеспечиваемых ранее государством через посредничество предприятий, приводит сегодня к возрастанию социального бремени, возлагаемого на семью и, в первую очередь, на женщину. Это ведет к возрастанию объемов домашнего неоплаченного труда, выполняемого женщиной в рамках семьи, домашнего и подсобного хозяйства, ухудшению положения женщин на рынке труда и обращению к различным неформальным предпринимательским стратегиям как наиболее доступным сегодня для женщин формам участия в рыночной экономике.

 

Литература

 

1. Беккер Г. Экономика семьи и макроповедение. //США: ЭПИ, 1994, № 2-3.

2. Хейлброннер Р. Экономическая теория как универсальная наука. //THESIS, 1993, вып.1.

3. Beyond Economic Man: Feminist Theory and Economics. Ed. by M.A.Ferber and J.A.Nelson, Chicago. 1993.

4. Bordo S. The Fligth to Objectivity: Essays on Cartesianism and Culture, Albany: State University of New York Press. 1987.

5. Folbre N. Who pays for the kids? Gender and the structures of constraint. L. And N.Y. Routledge. 1994.

6. Keller E.F. Reflection on Gender and Science, New Haven, Conn: Yale University Press. 1985.

7. Nelson J.A. The Study of Choice or the Study of Provisioning? Gender and the Definition of Economics. In: Beyond Economic Man: Feminist Theory and Economics. Ed. by M.A.Ferber and J.A.Nelson, Chicago. 1993

8. Nelson J.A. Feminism, Objectivity and Economics. London and New-York: Routledge. 1996.

9. Nicholson L. (ed.) Feminism /Postmodernism, London: Routledge. 1990.

10. Out of the Margin. Feminist Perspectives on Economics /Ed. by E.Kuiper, J.Sap; London and New York, Routledge. 1995.

11. Pujol M. Into the margin! In: Out of the Margin. Feminist Perspectives on Economics. L., N.Y., Routledge. 1995. P. 17-34.



Статья любезно предоставлена автором для размещения на портале "Женщина и общество"