Порядочная женщина

Ольга Сергеева

Ваш чай, Михаил Валерьянович", - этими словами вот уже два с половиной года начинался ее рабочий день.
      Она приносила чай и, прежде чем поставить его на стол, всякий раз томительно ждала, когда он оторвется от бумаг и поднимет голову. Это был своего рода ритуал, и стороны соблюдали его неукоснительно. После чая она разбирала почту. К сложной современной технике ее не допускали, для этого в фирме имелись кадры помоложе. Наверное, не только для этого... Про себя она называла их шлюхами. "Взять хотя бы внешний вид! Судя по количеству открытого для обозрения тела, много тратиться на одежду им не приходилось.
      Еще она прозорливо заметила, что и души в них так же мало, как одежды. Что же до мыслей, то вряд ли они вообще возникали под этими экзотически выстриженными черепушками. И только она, Лидия Даниловна, бывший завуч средней школы, педагог со стажем и двумя языками, ящиком грамот, пылившихся на антресолях, мать двоих безработных детей, представляла в этой фирме немногочисленную категорию порядочных женщин!
      Неодобрительно поглядывая на молодых коллег, Лидия Даниловна сортировала корреспонденцию. Работа тупая, но спасибо и на том. Валерьян Петрович по старой памяти помог - пристроил к сыну в фирму. До пенсии всего ничего осталось, два года, а время, как известно, летит быстро, можно и потерпеть.
      Да, время летит... Когда-то она звала его просто Валерьян. На людях, конечно, Валерьян Петрович - школа. Он - директор, она - завуч, а вокруг одно бабье завистливое...
      Директорствовал он недолго, ушел на повышение в собес и, говорят, здорово там развернулся. Сыну квартиру отдельную "сделал", свою выгодно обменял.
      Гуманитарка, опять же, через его руки шла... А руки были хваткие, ничего мимо не пропускали. Ее тоже...
      Лидия Даниловна украдкой огляделась, будто кто-то мог прочесть ее мысли, но ясновидящие фирме не полагались по штату. Потом достала зеркальце и платком промокнула пот, выступивший над верхней губой. Это всегда было признаком внутреннего волнения.
      Нельзя сказать, что Валерьян был особенный. Внешность что ни на есть самая обыкновенная: лысоватый, роста среднего, даже ниже, но была в нем какая-то бесшабашность, и педантичное сердце Лидии Даниловны не устояло под ее напором... Свидания их были короткими и стремительными, как диверсии партизан. Как-то зашел в школу ее благоверный, чего почти никогда не делал. Да и то сказать, время позднее, уроки давно закончились, а у нее завтра педсовет, вот и засиделась - доклад готовила. Уже собрались уходить - звонок! Директор к себе вызывает доклад обсудить. Что доклад - предлог, она сразу поняла. У нее душа в пятки, муж считай, за спиной. А Валерьян смеется: "Мы тихо, как мышки в норке..." Подложил ей под спину подушечку диванную и... В самый интересный момент телефон зазвонил. Валерьян до трубки дотянулся и разговаривает, это его жена звонила, тоже волноваться начала. А он ей: "Не клади, - говорит, - трубку, я уже заканчиваю", а мне глазами показывает, подержи, мол. Я от страха одервенела вся, но трубку взяла и двумя руками что есть сил мембрану закрыла. А он продолжает, как ни в чем не бывало. Жена в трубке кричит (скандальная она у него была): "Знаю я, кобелина, дела твои неотложные!" А он ей: "Дура! Из-за тебя такой доклад испортил... Лидии Даниловне переписывать придется". А сам мне подмигивает. И смех и грех!
      Она еще раз огляделась - все работают, вернее, делают вид. "Знаю я этих тружениц! Им бы только задницей перед шефом повертеть". Шефом! Это для них он - шеф, а для нее как был Мишка-балбес, так и остался.
      В школе его дружно не любили все учителя, даром, что отец - директор. С виду - тихоня, а на деле - пакостник и трус. Поэтому одноклассники его частенько били, восстанавливая тем самым справедливый порядок вещей. Отметки у него, конечно, были нормальные, ниже "четверки" ставить никто не решался, а потому еще больше не любили. А Мишаня рос себе, рос, никем не любимый, и к 30-ти годам стал директором собственной фирмы.
      "Собственной, как же! У него только дурь - собственная, если бы не отец..." - подумала Лидия Даниловна и тут же укорила себя за эту неожиданно прорвавшуюся злость.
      Покончив с корреспонденцией, она принялась просматривать газеты. Находить публикации, относящиеся к Мишаниному бизнесу, тоже входило в ее обязанности. Глаза привычно быстро пробежали по газетным полосам, так как "памперсам" и прочей гигиенической продукции (а именно она составляла львиную долю продаж их фирмы) экономическая пресса должного внимания не уделяла, можно было расслабиться.
      Совсем недолгим был их роман. Валерьян из школы ушел и как в воду канул. А она часто о нем думала. Первое время особенно, но о себе не напоминала.
      Для школы их роман прошел незаметно, и слава Богу! Так получилось, что после Валерьяна у нее никого не было. Да и не могло быть. Только он смог разглядеть под строгой внешностью и чопорным поведением страстную бабью тоску. Их недолгие встречи наполнили ее жизнь особым тайным смыслом. Это помогало жить и после, когда все уже было в прошлом. Случались, конечно, ситуации и после, но... Видимо ухажеры попадались какие-то вялые, не чета Валерьяну, а сама она, как и положено порядочной женщине, инициативу никогда не проявляла. Не то, что эти, нынешние. Никакой гордости, сами вешаются. Им лишь бы при деньгах и подарки делал дорогие. Ей, например, никто подарки не дарил, тут даже Валерьян не был исключением. Но разве то, что было между ними, само по себе не было подарком?
      Зато муженек "подарочками" завалил: дети, заботы, безденежье, бани с дружками-пьяницами - всего не упомнишь. Поэтому ей никогда не было стыдно перед ним, и даже в самых потаенных уголках ее души никогда не возникали угрызения совести. В их семье она была кормильцем и поильцем , а также "светлой головой", "крепким плечом" и "широкой спиной". Если откровенно, то мужа своего она стыдилась, и на людях никогда с ним не появлялась. Ни одеваться, ни вести себя он не умел. А еще у него плохо пахло изо рта: то ли из-за больных зубов, то ли из-за лука, которым он регулярно закусывал.
      Спали они поэтому в разных комнатах, благо жилплощадь позволяла. Валерьян и в этом выгодно от него отличался. Тщательно отутюженный костюм, аккуратно подстриженные усы. И пахло от него хорошим одеколоном, французским. Он тогда только появился в продаже, достать можно было из-под полы или, если повезет, выстояв длинную очередь. Он считался приличным подарком на 23 февраля для любого мужчины, только не для такого алкаша, как ее. Она вдруг представила то выражение лица, которое возникло бы у ее законного, приди ей в голову фантазия подарить ему эту большую бутылку зеленой жидкости. Да еще за такие деньги, что неделю пить можно без просыха!
      И совершенно некстати вспомнила, как упорно сопротивлялась в первый раз Валерьяну, хотя давно была готова на все. А причина была весьма интимного характера: белье, надетое на ней в тот день, было... как бы это сказать? В общем, оно не предназначалось для посторонних глаз. Но уже потом Лидия Даниловна была во всеоружии. Школьные коллеги умерли бы от зависти, увидь они эти нежные французские кружева, надежно замаскированные под униформой серого костюма. Валерьян приучил ее к тому, что женщина должна быть готова раздеться не только в кабинете участкового врача...
      И разве ее роман не был подарком судьбы? Да, ей есть, что вспомнить! Современным пустоголовым девицам этого не понять! У них все по-другому: открыто, нахально. Никого не стесняются, ничего не боятся. Может, потому что терять им нечего?
      Неожиданно вспомнила, сколько тревожных минут испытала, терзаемая мыслью, не догадывается ли о чем их школьная техничка Наталья, уж больно хитро щурила она свои и без того узкие татарские глазки. А чего стоило ее любимое выражение: "Что для бабы самое главное? Хороший мужик!" Хоть и употребляла она его к месту и не к месту, но вид у нее при этом всегда был такой, что у Лидии Даниловны начинало неприятно ныть внизу живота. А потому она, как могла, задабривала вездесущую Наталью, подолгу расспрашивая о здоровье, родственниках, детях. Со стороны глянешь - лучшие подруги! Иногда она ловила себя на мысли, что все эти предположения ни что иное как плод ее расшатанных нервов, и техничка ничего не подозревает, но, на всякий случай, продолжала поддерживать видимость приятельских отношений. Даже путевку в санаторий по доброте душевной для нее выбила. "Да, мы были другие!" Рабочий день неизбежно шел к концу, и Лидия Даниловна мысленно распределила остающееся от работы время на многочисленные домашние дела. Задерживаться она не собиралась, так как обычно шеф редко сиживал в офисе до вечера, у него всегда находились дела на стороне. Но сегодня "в лесу кто-то сдох" - он был в кабинете, и не один...
      "Кобель! - Лидию Даниловну передернуло от отвращения к тому предполагаемому, чем сейчас занимался в своем кабинете ее начальник. - Нельзя же так! Хотя бы приличия соблюдал!"
      Обличительные слова одно за другим нанизывались, как бусинки на ниточку, и ею можно было спокойно обернуть земную твердь по экватору.
      Она так увлеклась осуждением Мишани и всего происходящего за дверью, что его реальный голос, неожиданно раздавшийся по селектору, подействовал подобно электрическому разряду.
      - Лидия Данилова, принесите, пожалуйста, минеральной воды.
      С оскорбленным видом и двумя бутылками воды на подносе она вошла в кабинет. Так и есть! Напротив шефа, в кресле развалилась ее "коллега", лениво поигрывая прядью рыжих волос. Наметанный глаз мгновенно отметил легкий беспорядок в ее туалете и возбужденный блеск в глазах. Рыжая взяла бутылку и стала пить прямо из горлышка мелкими, жадными глотками.
      "Стерва, в горле у нее пересохло!" - подумала Лидия Даниловна и вышла, прямая и отчужденная, провожаемая насмешливым взглядом Мишани.
      "Мальчишка, что он себе позволяет! Еще не хватало, чтобы она обслуживала его шлюх! Лодырь, тупица, бездарь!" И хоть на темечке у "мальчишки" уже светилась плешь, эпитеты школьных времен как нельзя лучше характеризовали его истинную суть.
      "Ушла, если бы было куда! Ни минуты бы не осталась! Но куда уйдешь, когда до пенсии - два года. А дети до сих пор не устроены". Рыжая вышла из кабинета и, как ни в чем не бывало, стала припудривать лицо.
      Внутри Лидии Даниловны все кипело.
      "Вот наглая дрянь, но попробуй скажи. Хотя ей что, больше всех надо?" "Что-то не так?" - с усмешечкой спросила рыжая. И вот из-за этой усмешечки, обидной, наглой, ее прорвало и понесло: "Все так, голубушка. Вот только жаль, что талант ваш здесь пропадает. С вашими способностями вам самое место... Сами знаете, где!"
      Об этом "где" она в последний момент благоразумно умолчала. Так вдруг неожиданно прекращает свое разрушительное действие внезапно налетевший шквал ветра... В отделе наступила тишина, и лишь шумное дыхание разгневанной Лидии Даниловны нарушало ее. Хищно прищурив глаза, рыжая молча подошла к ней вплотную и вдруг рассмеялась прямо в лицо, очень натурально. А когда остановилась...
      "А вы знаете, где? Что это, педагогический опыт вам подсказывает или ненависть к подрастающему поколению? Вы у нас, Лидия Даниловна, женщина порядочная. Знаете почему? Да потому, что на вас никто уже не позарится!
      Ушел поезд, тю-тю... Картина известного художника "Все в прошлом!" Да и сколько можно? Пора молодым дорогу уступать. Так что, все по-братски - вам почет, а нам - дорога!"
      Рыжая отошла к своему столу, напевая модную песенку "Дорога, дорога, дорога..." "А про ваши школьные подвиги у нас, между прочим, здесь все в курсе. Ого, как вам стало интересно! Да не выкатывайте глаза, подумаешь, большой секрет! И про подушечку, которую вам предок шефа под зад подкладывал, тоже все знают, добродетельная вы наша! Уж не на ней ли вы сейчас сидите? В память о боевом прошлом, так сказать? Если вы думаете, что я придумываю, то вот у них спросите. Да он сам и рассказал, когда вас сюда пристраивал. Так что все о'кей! Растет достойная смена ветеранам. А с подушечкой это вы ловко придумали, кстати, дали бы попользоваться, коллега, вам она без надобности теперь".
      Смысл последних слов плохо доходил до Лидии Даниловны. Она слышала и одновременно не слышала, как будто что-то сместилось в ее голове, или это пол начал потихоньку раскачиваться... Лидия Даниловна машинально вытерла пот над губой и все старалась вдохнуть воздух, и сделать это незаметно, но чувствовала, что выглядит при этом жалко и нелепо.
      Рыжая еще что-то говорила, остальные девицы гаденько ей подхихикивали. Она вдруг почувствовала себя раздетой до нижнего белья - старого, заношенного и совсем не предназначенного для посторонних глаз. "Женщина должна быть готова раздеться не только на приеме у врача..." Все ушли. Рабочий день закончился.
      "Сейчас встану и пойду..." Но ни встать, ни пойти не смогла. Она сидела. Просто сидела и ни о чем не думала. Слева, где сердце, возникла тупая боль. В висках неприятно покалывало, ноги были чужими и тяжелыми.
      "Стара барыня на вате!" Эта фраза, знакомая с детства, необъяснимым образом вернула ее в настоящее. "Стареешь, Даниловна!"
      Она встала, собрала в сумку свои немногочисленные личные вещи. Заметила диванную подушечку, на которой все время сидела и, улыбнувшись, тоже положила в сумку.
      Конечно, это была не та подушечка! А была ли? "Надо Михаила Валерьяновича предупредить, что совсем ухожу..." Мысленное обращение к шефу по имени-отчеству было для нее неожиданным... От этого или от чего еще грустная улыбка вновь оживила ее лицо. Неторопливо подошла к двери кабинета... Удивительно! Но с каждым шагом боль и обида уменьшались, будто часть ее самой отделялась и исчезала в головокружительной пустоте.
      "До пенсии осталось совсем немного. А время... Время летит быстро..." Она вернулась к своему рабочему месту, достала из сумки маленький календарь и поставила жирный крест еще на одном дне.