Через тернии к ЗВЕЗДАМ

Анна Альчук

Я была искренне удивлена, насколько широки интересы этой женщины: она консультирует летчиков и конструкторов ракет и самолетов, занимается исследованиями в области новых технологий, встречается с уфологами, обсуждая проблемы неопознанных летающих объектов, пишет книги, посвященные своей любимой профессии. Марина Лаврентьевна - 101-кратная рекордсменка мира, летчик-испытатель I класса, кандидат технических наук, полковник. А главное - она на редкость обаятельный, отзывчивый и непосредственный человек с прямо-таки фантастической судьбой! Слушая рассказы Марины Попович, я поняла, какой необыкновенной целеустремленностью и несгибаемой волей должна обладать эта маленькая скромная женщина (в книге "Сестры Икара", посвященной женщинам-летчицам, она почти не пишет о себе), чтобы добиться столь многого, несмотря на очень жесткое сопротивление, с которым сталкиваются в жизни женщины ее профессии.

Анна Альчук: Марина Лаврентьевна, как получилось, что Вы стали летчицей-испытательницей?

Марина Лаврентьевна Попович: Военный испытатель, а не испытательница. Нельзя же сказать врачиха. Женщина-врач, женщина-летчик.

А. А.: Но говорят же художница, поэтесса?

М. П.: Да, но при этом надо говорить женщина-испытатель, слово "испытательница" мне режет слух.

А. А.: А сколько всего в Советском Союзе было женщин-испытателей в военной авиации?

М. П.: Кроме себя, знаю двоих. Первая - заслуженный летчик-испытатель Нина Ивановна Русакова. Затем Ольга Николаевна Ямщикова, которая во время войны возглавляла авиационную эскадрилью. Она и после войны летала. Обычно гражданские женщины-летчики стараются летать до предела, до пенсии. А пенсия рано, как правило, в 40 лет, вот тогда они выходят замуж. Это я летала до пятидесяти трех.

А. А.: А как Вы пришли в авиацию?

М. П.: Это тяжелый путь. Я родилась в Смоленской области, в городе Вележ. Во время войны там были сильные бомбежки, и наша семья эвакуировалась в Сибирь, где сразу же закончилось мое детство. Было голодно, тяжело. Отец вернулся только в 1947 году. Он после контузии потерял память и не помнил даже своего имени, поэтому долго не мог нас найти. (Он, кстати, был очень талантливый человек, скрипач, сам делал скрипки и меня научил играть на цимбалах, национальном белорусском инструменте, так что мы даже иногда вместе выступали на концертах). Позже семья из Сибири уехала, а я осталась в Новосибирске заканчивать авиационный техникум, после которого пошла на завод имени Коминтерна, где работала инженером. Еще на предпоследнем курсе техникума я стала летать на самолетах.

А. А.: То есть Вас сразу взяли в полеты?

М. П.: Нет, что Вы! После войны о женщинах-летчиках даже слышать не хотели. Нам везде говорили: "Женщина должна рожать. У нас не хватает людей. Куда вы лезете не в свое дело!" "Как же так, - отвечала я, - ведь во время войны было три женских полка!" Долго я добивалась своего, наконец, на парашютное отделение взяли. Для летчика у меня был маленький рост, метр пятьдесят семь, то есть не хватало трех сантиметров, чтобы ноги нормально доставали до педалей. Парашютное отделение я не любила, очень боялась прыгать.

Тут меня недавно спросили, верующая ли я? Летчики, а особенно испытатели, никогда не были атеистами. Когда мы выходим в полет, у нас есть несколько процентов на спасение, на сто процентов никто не может быть уверен, что вернется. Мы всегда перед полетом обращаемся к чему-то высокому, светлому, говорим: "Мамочка или Боженька, помоги!" Однажды меня спросили: "А как Вы относитесь к душе, где она находится?" Я ответила, что точно знаю, где она у меня была, когда я вышла на крыло самолета и должна была в первый раз прыгать - моя душа ушла в пятки.

Чтобы меня приняли летать, я должна была вырасти и для этого висела на турнике, по утрам, чтобы никто не видел. Так за год я выросла на три сантиметра. После этого я два года пролетала спортсменом. Кстати сказать, со своим первым мужем, Павлом Романовичем Поповичем, я познакомилась, когда уже была спортсменом-профессионалом. Мы переписывались три года. Он заканчивал училище в Хабаровском крае, а я в Мордовии, в Саранске. Потом поженились, однако не все у нас было благополучно, ведь я летала на истребителях, а они базировались на Волге, в Астрахани. Я только в пятницу приезжала домой, а в понедельник утром должна была лететь на работу. То есть, меня почти не было дома в течение двух лет. Тем не менее, мы прожили вместе 30 лет.

Вначале я пришла в эскадрилью к Владимиру Сергеевичу Серегину. Именно он помог мне стать летчиком-истребителем. Кстати сказать, этот дорогой мне человек погиб вместе с Гагариным в том роковом полете. Кроме того, мне очень помогала своими советами Ольга Николаевна Ямщикова. Работая летчиком-испытателем, она забеременела и неосторожно сказала об этом врачам. Ее сразу же выгнали. Она мне советовала: "Если захочешь ребенка, никому не говори, летай до предела. На прочность самолеты не испытывай, штопор не делай, но, пока можешь летать, летай".

Тогда самолет чехословацкого производства Л-29 проходил испытания, и Ямщикова предложила мне добиться разрешения на полет на этом самолете с кем-нибудь из наших летчиков, чтобы попытаться установить рекорд. "Все откажутся, а ты возьмись", - говорила она. Я добилась разрешения на испытания и, действительно, установила абсолютный рекорд скорости на Л-29. Это был очень удачный самолет, мы потом по Варшавскому договору купили в Чехословакии 2000 таких самолетов, и они заменили сразу несколько типов МиГов. Когда я установила на нем рекорд, начальник сказал: "Ну, сдаюсь, установила рекорд, берем!" Но после этого прошел еще год, прежде чем я добилась своего.

А. А.: Вам, вероятно, вдвойне было трудно в авиации как женщине?

М. П.: Да, например, была история, когда меня представили к награде героя, а главком Кутахов меня уволил. Я уже была давно летчиком-профессионалом, много летала. Когда к нему пришла бумага о моем награждении, он возмутился: "Как это так, я думал, Попович - мужик, а это, оказывается, баба летала. Уволить!" И меня уволили. Написали, что у меня предынфарктное состояние, представляете! А ведь я тогда установила десять рекордов на самолете "Антей". До 1975 года это был самый большой самолет в мире.

Вообще-то рекорд не самоцель. Мы должны испытывать самолеты, а командир оценивает их возможности. Например, он говорит, что этот самолет может установить такой-то рекорд, кто хочет полететь? Обычно никто не вызывался, все и так уставали, а я говорила: "Я хочу!" Испытываешь предельные возможности самолета, а потом решают, как его можно оптимизировать: например, поставить новый двигатель, изменить форму крыльев или сделать его легче. Так что я ставила рекорды, а главком об этом не знал, а как узнал, сразу уволил. И не просто уволил, а еще и приказал врачам найти изъяны в моем здоровье.

А. А.: Потому что Вы женщина?

М. П.: Конечно, женщин же вообще в авиацию не берут. И это до сих пор так. Сейчас, если деньги платить, можно научиться летать, а в качестве профессионалов не берут.

А. А.: Чем это объясняют?

М. П.: Говорят про особый женский организм…

А. А.: А как Вы считаете?

М. П.: Я считаю, что надо тщательно отбирать женщин и брать подписку, что замуж выйдут не сразу, чтобы они полетали и хоть какую-то пользу принесли государству.

Так вот, после рекордов я поехала в Сухуми в санаторий, и там произошла интересная история. Я плыла на пароходе "Абхазия". Вдруг в 5 часов утра вокруг парохода стал на низкой высоте кружиться самолет. Жуткое дело! Капитан решил: что-то случилось. Самолет покружился-покружился и исчез в утренней дымке. А когда мы возвратились на берег в Сухуми, меня вызывают по громкой связи, и выясняется, что это знакомые летчики, которые гнали новый самолет из Польши, решили меня порадовать, продемонстрировать самолет. После этого их чуть было не уволили, и меня вместе с ними. Это я к тому, какая солидарность была у летчиков: они хотели мне показать, что опытный самолет готов для полетов!

В этом санатории была одна гречанка, которая гадала на кофе. Она погадала мне и говорит: "Вижу, что у Вас над головой занесена секира. Наверное, что-то с работой, срочно звоните домой". Я звоню, а Попович говорит: "Тебя представили к награде, а главком Кутахов через всю бумагу о награждении написал: "Уволить!" Тебе три месяца до пенсии не хватает, и ты без пенсии уволена". Я срочно возвратилась, записалась на прием к маршалу Соколову, и он восстановил меня в армии. А через год врачи восстановили меня по медицинским показателям, ведь я прошла консультацию у знаменитого Амосова.

А. А.: А "героя" Вам так и не дали?

М. П.: Дали потом, когда я летала уже в гражданской авиации у Олега Константиновича Антонова. После того, как меня уволили, я хотя и восстановилась, но несколько лет не могла летать. Как у нас говорят, я "потеряла землю". Тогда я начала писать книги, сценарии, пьесы о летчиках. Я видела в этом свой долг, ведь когда я пришла на испытательную работу в 1964 году, со мной работали 18 летчиков, и 16 из них погибли.

Так я прожила вне авиации около трех лет и очень тосковала по небу. Тогда меня и пригласил к себе Антонов. Удивительный это был человек, талантливый, с ним можно было говорить буквально обо всем. Я испытывала у него подряд все самолеты. И там установила 70 рекордов. И хотя я много летала летчиком ДОСААФ и в гражданской авиации работала в Москве, Ворошиловграде, в Петрозаводске, пять раз участвовала в параде, этот стаж для пенсии не засчитали; засчитали только военный стаж, поэтому у меня маленькая пенсия.

А. А.: Марина Лаврентьевна, Вы рассказывали, что особенно трудно было в авиации красивым, симпатичным женщинам. Их брали еще более неохотно?

М. П.: У нас была очень красивая девушка-вертолетчица, все мужчины ей говорили: "Ты такая красивая, зачем тебе летать!" И тогда она над примусом сожгла себе лицо. Потом она летала… Женщины идут на все, только бы летать.

А. А.: Откуда такая страсть к полетам?

М. П.: О! Стоит только попробовать… Небо притягивает.

Еще давно я поставила перед собой три цели: обязательно защитить докторскую диссертацию (можете представить, как это трудно сделать, работая летчиком!), обязательно стать летчиком-испытателем и обязательно получить квартиру с видом на аэродром. Докторскую не защитила, испытателем стала, квартиру с видом на аэродром получила. Летаю я на 40 типах различных самолетов, принимала участие, в том числе в качестве ведущего летчика, в государственных испытаниях девяти типов самолетов.

Кроме того, выступала в авиашоу за рубежом. Первый раз это было на Аляске. Я туда приехала по туристической путевке. А там шли авиационные соревнования, которые собрали человек 200 инструкторов со всей Аляски. Они узнали, что я летчик-испытатель, инструктор и предложили мне участвовать. Я посмотрела самолеты и выбрала маленький реактивный самолет, похожий на Л-29. Скинула туфли на каблуках, с трудом нашла у одного мужчины ботинки 42-го размера (меньше ни у кого не было), одела их и приготовилась к полету. Объявили, что сейчас полетит женщина-летчик из России, все расступились, и я взлетела. Взлететь-то взлетела, а языка не знаю. Кое-что я спросила, кое-что записала. Звучат команды, но кроме слова "okay" трудно что-либо разобрать. Все-таки нормально посадила самолет и заняла седьмое место.

А через два года на спортивное воздушное шоу в городе Лекленде, которое называлось "Son & Love", приехал один из "Биттлз", Харрисон. Он видел меня по телевизору и захотел со мной сфотографироваться. Помню его на лошади в длинных сапогах и в ковбойской шляпе. Нас познакомили и много фотографировали, после чего был большой репортаж в одной из ведущих американских газет с его фотографией и моей, где я была в летной форме и с ребенком на руках.

А. А.: А что Вы делали после ухода от Антонова?

М. П.: Когда я ушла от Антонова, меня назначили президентом авиационной компании "Конверс-авиа", которая занималась продажей вертолетов. В заместители мне прислали красивого молодого генерала. Мы познакомились и с тех пор живем вместе. У него двое детей, и у меня двое.

А. А.: Вам хватало времени на воспитание детей?

М. П.: Первую дочь я родила, будучи инструктором. Я тогда с отличием закончила училище, и меня оставили работать единственной женщиной-летчиком. А вторую дочь я родила через 12 лет, будучи летчиком-испытателем. Я летала до восьми месяцев беременности. Я как-то сижу в президиуме на одном собрании, и мне поступает записка с 20 именами мальчиков и 10 именами девочек. Тут уж я поняла, что пора уходить в декрет и попросила у командира отпуск. А на следующий день меня поместили в Институт акушерства и гинекологии, и я родила здорового ребенка. После этого муж звонит генералу и говорит: "Товарищ генерал, ваш летчик родил". А тот как закричит: "Кто это?", то есть он даже не подозревал, что я беременна. Потом летчики меня чуть не съели, ты, говорят, всю героическую спесь с нас сбила. Бывает, придем домой, ноги - на диван, и требуем от своих жен, "принеси то, сделай это", а наши жены теперь говорят: "Вот, Марина летала с вами до 8 месяцев и ничего, а вы, видишь ли, устали…" Потом я была притчей во языцех, все удивлялись, как это я смогла скрывать беременность. Правда, заместитель начальника управления все время делал мне замечания: "Ты что это так толстеешь, вот уже китель не застегивается!"

Через два месяца после родов я снова стала летать. Нянь разных нанимала, кто-то из них нас обворовывал. Когда я была в Германии и выступала перед большой аудиторией, меня спросили: "Скажите, пожалуйста, сколько у вас нянь? Кто вам готовит, стирает, смотрит за детьми, ведь вы все время летаете?" А я отвечаю, что никого у меня нет, что я все делаю сама. У нас няню найти сложнее, чем женщину летчика-испытателя. Они так смеялись!

А. А.: То есть Вам не давали никаких поблажек, никаких отпусков за свой счет?

М. П.: Абсолютно никаких! Мне приходилось быть еще и актрисой, потому что дома иногда недосыпаешь, ребенок плачет, верещит, утром же рано встаешь и идешь на работу. А там всегда надо хорошо выглядеть и быть в отличной физической форме. Но тут у меня хорошая наследственность. Дедушка был борец, папа был очень сильный, плоты гонял по реке.

А. А.: А физически трудно водить самолеты?

М. П.: Есть самолеты легкие в управлении, например, истребители, которыми можно управлять дыханием. А есть самолеты, которые специально загрубляют, чтобы они не разрушились во время движения. У таких самолетов в случае отказа критического двигателя требуются огромные усилия на штурвал.

А. А.: А как мужчины-летчики к вам относились?

М. П.: С мужчинами легче, чем с женщинами. Я летала с женщинами командиром экипажа. Они меня любили, мы дружили, но с ними были разные сложности: то оденутся не по форме, то еще что-нибудь.

А. А.: А как получилось, что Вы не полетели в космос, ведь, насколько я знаю, Вас к этому готовили?

М. П.: Нет, меня не готовили, я два с половиной месяца проходила комиссию. А потом меня неожиданно забраковали, как и всех остальных женщин-профессионалов. Мне сказали, что у меня повышен кислородный обмен. Я говорю, это невозможно, потому что я летчик-профессионал, летаю на истребителях. Я тогда объ-явила голодовку. Это было экстраординарное событие - коммунист объявляет голодовку! Вокруг меня забегали, и я потребовала, чтобы мне сказали правду. Тогда мне сказали, что не пускают из-за того, что есть маленький ребенок. Пусть, говорят, сначала слетает муж, потом полетите вы.

Очень красиво слетала в космос Елена Владимировна Кондакова. Она жена космонавта Валерия Рюмина, работала инженером. Родила ребенка, занималась домашними делами и, ничего никому не говоря, изучала космическую технику и английский язык. А потом подала рапорт, что хочет участвовать в освоении космоса для славы Родины. Муж, который был ее начальником, сначала был против, говорит: "Я слетал два раза, зачем тебе!" Я представляю лицо Валеры, когда жена принесла заявление, что хочет участвовать в освоении космоса! Но требования есть требования. Он согласился, очевидно, будучи уверенным, что она все равно не пройдет медицинскую, мандатную, а тем более специальную комиссию. Она прошла все комиссии блестяще. Более того, она, лапушка, блестяще слетала на длительный срок, настолько блестяще, что американцы предложили ей слетать на шаттле, американском космическом челноке. Она и там отлично слетала.

А. А.: Вы как летчик проходили те же испытания, что и космонавты?

М. П.: Это были немного другие испытания, может быть, чуть проще, чем у космонавтов. У нас два раза в год медицинская комиссия. Я и рождение детей так подгадала, чтобы не совпало с комиссией, а то бы врачи установили беременность. Нас и на перегрузки проверяли. Самая большая перегрузка у меня была при испытании Л-29 - в восемь раз. Тогда я летала с А. Ф. Николаевым. Нас спасли высотные костюмы, иначе бы все вены полопались, ведь тогда вес тела увеличивается в восемь раз. Во время таких перегрузок даже в специальном костюме ощущаешь, как будто тебя бьют железной трубой по животу.

А. А.: А кем работают ваши дочери?

М. П.: Мои дочери - экономисты. Сейчас моему внуку 10 лет, и он в 2002 году прыгнул с парашютом. Моя младшая дочь, налетавшаяся еще в утробе вместе со мной, всю жизнь боялась летать на самолетах и недавно, чтобы побороть страх, решила научиться управлять самолетом. Я сказала ей, что сначала надо прыгнуть с парашютом. Вот она и прыгнула, а мой внук захотел прыгнуть вместе с ней. Я-то знаю, сначала прыгать с высоты страшно; когда летишь, замирает сердце, а потом обязательно захочется вновь в небо.